Моя жизнь на тарелке

- Ты знаешь, тебя цитируют, - я слышала, как он подошел сзади, потому что мне хотелось слышать его шаги.
- Ну, хоть кто-то меня помнит, - так привычно проворчал он.
- Мне хорошо.
- Ты что оправдываешь передо мной?
- Человек всегда чувствует себя виноватым, если ему лучше, чем другим.
- Это чисто ваша психология, - отмахнулся он от меня, - Человеки.
- Вот скажи мне, чем плохо быть как все? – он смотрел на меня в упор, как будто хотел найти что-то, чего не видел раньше.
- Ну, - попыталась объяснить я.
- Чем плохо быть как все счастливыми.
- Счастье у всех разное, - тут же быстро выпалила я.
- Глупая, - усмехнулся он, - Счастье одно, причины разные.
- А как узнать причину? – я смотрела на надвигающуюся тучу, которая появилась ниоткуда.
- Надо уметь слушать, - улыбнулся он.
По крыши забарабанил дождь, принося прохладу в город. Было так хорошо.

- У тебя закончился кофе, - радостно сообщил мне он, входя в комнату.
- И чему ты радуешься? - ехидно спросила я, не поднимая головы.
- Тебе не надо мучится что пить. Меньше выбора, меньше мучения.
- Мне надо будет мучиться над чем-то другим, - меня радовало, что был кто-то рядом, на кого я могла злиться без последствий, - Люди, не знающие, что они делают на земле и не умеющие принимать решение, могут заменить это выбором напитка и почувствовать свою значимость – кофе со слифками, американо, капучино, зеленый чай, черный.
- Мне сходить купить кофе? – он направился к двери.
- Лень, - остановила я его.
- Знаешь, все несчастные рождаются от гнева их родителей, который не смог погасить даже любовное наслаждение.
- Хочешь сказать, мы сами виноваты? – усмехнулась я, выходя на балкон. Окна за зиму покрылись пыльными разводами, и хотелось нажать кнопку, чтобы заработали дворники и протерли стекло, как в машине.
- Да вы люди вообще все усложняете, - начал возмущать он, - Мало того что себе, так еще умудряетесь и ему, - он поднял палец вверх и быстро отпустил.
- Это чем это? Много всего просим?
- Ну и это тоже, - он махнул рукой, - Причем просите то как-то абстрактно. Хочу быть счастливым. А что такое счастье сказать не можете, - он открыл окно. Со двора потянуло звуками. – Такое впечатление, что каждый второй считает себя Дали или Пикассо, - продолжал ворчать он, - Вот тут у нас типа нос, а это вроде нога. А нельзя просто решить, что же вы хотите, - уже почти кричал он в окно.
- Ты чего орешь? – пихнула я его, - Вы сами нас такими создали.
- Вот знаешь, - он резко повернулся ко мне, его крылья выглядывали из открытого окна, - Еще неизвестно, кто кого создал и для чего.
- А еще меня удивляют люди, которые рассуждают о своей жизни, так как будто они могу ее прожить еще несколько раз, - не унимался он.
- Что плохого, если человек решает жить по-другому, - попробовала защитить я человечество, - Осознает свои ошибки.
- Не смеши меня, - он снова выглянул в окно, - Вы все хотите быть особенными, но при этом совершаете одинаковые поступки.
- Может мне сходить за кофе? – предложила я.
- Лень, - мы стояли у окна и смотрели, как внизу бегают дети, стоят в сторонке мамы, и птицы гоняются друг за другом.

- Мне надоел февраль? – мы стояли на балконе и кутались под один пледом. Он был чуть выше, да еще и с крыльями, и ему доставалось пледа больше, - Мы можем его переименовать?
- Можем, но что это даст? – он пожал плечами, - Другое название надоест так, же быстро.
- Ты пришел меня развлекать или вводить в уныние?
- А что ты хочешь больше?
- Я вчера рассматривала людей в метро, - я замолчала, - У них такие лица, как будто они кого-то хоронят каждый день.
- Так и есть, - он пожал плечами, - Вы хороните себя в обыденности и скуке, - он отдал мне плед и почесал крыло. На пол упали перья.
- Тебе не кажется, что ты сегодня зануден? – меня злили его умные изречения, - Февраль похож на недовязанный свитер. Клубок ниток, и спущенные петли. И вроде хочется довязать, а желания и сил нет. Да и смысла уже нет, зима то заканчивается.
- Может просто лень? – он по-дружески пихнул меня, а я зло посмотрела на него, - Ну хорошо, хорошо, если я скажу, что сейчас предположим июнь, тебе бы стало легче? – я молчала и хмуро смотрела на улицу. Город казался серым, как будто злой ребенок забрал раскраску и все рисунки выкрасил в темный однотонный цвет, не оставив тебе чистых картинок.
- Тебе не кажется, что ты не грустишь, а просто получаешь удовольствие от рассказывания всем о своей грусти? – теперь он злился на меня.
- Ты на чьей стороне?! - я пихнула его руками, плед слетел, и мне стало зябко.
Он, молча, поднял плед и накинул мне на плече.

Я услышала недовольное шуршание его крыльев. Он всем своим видом показывал, что он тут.
- Ну и что тебе надо? – не оборачиваясь, спросила я.
- А давай подводить итоги, - осторожно предложил он, протягивая мне бумагу и ручку.
- С чего вдруг? Я что умираю? – усмехнулась я, поворачиваясь  к нему.
- Ну, все подводят, - заныл он, - Я тоже хочу.
- А я тут причем? – я села на пол, обняла ноги, всем своим видом давая ему понять, что ничего делать не буду, - Вот ты и подводи.
- Я не могу без тебя, - заныл он, - Ну давай.
- Слушай, ну ты и так все знаешь, - я пихнула его плечом, - Уж тебе то не знать. Ты же мой ангел.
- А мы другим расскажем, - он сел передо мной сложив руки в молитве, - Ну, пожалуйста.
- Вот скажи мне, а им то это зачем? – я  развела руками, - Ну зачем кому то наши итоги?
- Что никому совсем не надо? – он смотрел на меня недоверчиво, - Ну давай все равно напишем, а?
- И про что будем писать? – я нехотя взяла бумагу и ручку.
- Про суп из трубочки, - тут же предложил он и засмеялся.
- Это не смешно.
- Уже смешно, - он виновато опустил глаза и закрылся крыльями.
- Ага, давай еще про исполнение желаний, - зло произнесла я.
- А вот это уже не смешно, - он посмотрел на меня гневно.
- Давай уже ничего не будем писать, а? – я ему протянула бумагу.
- А вот давай не будем из крайности в крайность, - он отстранил бумагу.
- Зачем же тогда писать? – пожала я плечами, - Тебе, что нужна отписка.
- Ну, давай, - снова заныл он.
- И откуда ты только взялся такой на мою голову, - простонала я.
- Оттуда, - он указал наверх.
- Там чердак, - хихикнула я, - Я всегда догадывалась, что у меня не ангел, а ворона какая-то.
- Вот, только не надо, - насупился он, - Пиши, а то обижусь.
- Ладно, я придумала, - я закрыла от него бумагу и написала несколько строк, свернув, я отдала ему.
Он развернул и прочитал вслух:
«- ... Я потерялась, а потом нашлась.
- Что еще?
-… Я нашла
- Что?
- ...Вечность... Это Солнце, сливающееся с Океаном...
- Что еще?
- ...Его!».
Он сложил листок  и, спрятав его в нагрудном кармане, молча, направился на балкон курить.

Я сидела на скамейке и смотрела, как  дети играют во дворе. То залезают на горку, то качаются на качелях.
- Слушайся брата, он старше, взрослее. Он больше знает, - доносилось до меня.
На улице было прохладно, мерзли руки.
- Что тебе принести? – я не слышала, как он подошел.
- Только не вина, - улыбнулась я, - А то и так все считают, что мы  с тобой алкоголики.
Он мне протянул глиняную кружку.
- Что это? – я чувствовала хлебный запах.
- Горячее пиво, ты замерзла, - он сел рядом, - Ну не вино же.
Мы сидели и пили пиво, болтали ногами и молчали.
- Сколько тебе лет? – спросила я его, делая небольшие глотки. Вкус был чуть горьковатый.
- Много.
- То есть ты взрослый?
- Ну, можно сказать и так, - он смотрел на меня с любопытством, чувствуя подвох. Его крылья шуршали в такт с шуршанием последних листьев на деревьях, - А что?
- То  есть ты знаешь ответы на все вопросы. Правильно?
- Ну-у-у, - он развел руками, - Наверное, нет.
- Значит, меня с самого детства обманывали, когда говорили, что если взрослый, то все знает, - грустно заметила я, - Взрослые врут с самого начала.
- Просто есть вопросы, на которые ты ищешь ответы сам.
-  А если не находишь?
Он, молча, пожал плечами.
- Может, пойдем, спросим у кого-нибудь взрослого? – предложила я, вставая.
- А ты кто? – усмехнулся он, и зашуршал крыльями сильнее.
Я оставила его сидеть на скамейке, а сама пошла вдоль парка.
- А что за вопрос то был? – крикнул он мне. Я не обернулась.

- Почему он мне не верит? – мы стояли на балконе и смотрели, как раскачиваются ветки дерева в каком-то своем танце, смотрели, как появлялась пастельная дымка, как будто кто накинул легкую ткать на город.
- Не верит, потому что сам привык врать другим, - зло ответил мне он и зашуршал крыльями, - Вот и от других ждет этого же.
- Но нельзя мерить всех по себе, - тут, же запротестовала я.
- Это ты точно говоришь, - усмехнулся он, - У каждого человека в руках своя линейка.
- Какая линейка? – не поняла я, и обернулась к нему.
- Простая линейка, с делениями. У одних деления равны миллиметру, у других сантиметру, а у третьих вообще делений нет.
- И что? – я не понимала его.
- Что, что, - он постучал по своей голове, видимо предлагая мне подумать, - Человек берет свою линейку и меряет ей какое-то событие, или высказывание или мысль, или еще чего там происходит у людей. Если событие попадает на основные деления, установленные этим человек, как рамки данного события, то человек как-то почти не реагирует. Это значит, что он так же думает, или так же реагирует, а вот если не попадает, предположим, меньше, тот тут он негодует и считает, что все не правы, а прав только он.
- А если больше? – перебила я его.
- То человек чаще говорит себя, да я не прав, - он замолчал, - Только это бывает так редко. Люди даже со своими линейками мухлюют..
- А если делений нет?
- Этим на все плевать, - махнул он рукой, - Пошли лучше погуляем, ветер послушаем.

Я слышала, как он бродит по комнате, пока я отрезала хлеб и наливала вино. Два кусочка черного хлеба и бокал холодного вина. Сделав первый глоток, я почувствовала всю жару в городе, скопившуюся за день. Голова закружилась.
- А где красное? – крикнул он мне.
- Сегодня только белое, - протянула я ему бокал, войдя в комнату, - Чего тебя надо?
- Это вместо здравствуй, я по тебе скучала, - ехидно заметил он.
- Я не скучала, - огрызнулась я, радуясь, что он тут.
 На улице темнело. Солнце покидало город, оставляя его теням и сомнениям.
- Поговори со мной, - попросила я. Он молчал, не замечая мой просьбы и не поворачиваясь в мою сторону. Просто стоял и смотрел на улицу, в темноту двора.
- Я прошу так много? – я ненавидела его молчание и то, что он мне хотел этим сказать.
- Тебе надо к врачам, - произнес как-то отстранено он. Его голос был чужим.
- Тебя это не касается, - крикнула ему я, разочаровавшись в его словах, - Я не это хочу услышать, - тихо произнесла я.
- Он тебе этого не скажет, - зло произнес он, - Не скажет никогда.
- За что ты так, - я сделала большой глоток, пытаясь найти защиту, хотя бы в вине.
- Ты же хотела поговорить.
- Уходи, - процедила я сквозь зубы, - Убирайся, - голос срывался на крик и молчание.
- Зачем ты пришел? Я тебе не звала.
- Да,  - он замолчал, - Ты завешь его, а он тебя не слышит, и прихожу я.
- Зачем?
- Напомнить, что жизнь коротка.
- Я не хочу это знать.
- Но ты это узнала, - он стоял и смотрел в мои глаза, - Что жизнь коротка, начинаешь понимать от шага к собственной смерти. Ни чья другая смерть, даже близкого человека не дает тебе этого понимания.
- Уходи, - я отвернулась, - Я не видела смерть, я вообще ничего не помню, - повернувшись, кинула я ему в лицо, - Не помню.
- Тебе надо перестать думать, - его голос звучал ласково, - Попробуй вернуться.
- Куда вернуться?
- Вернуться в себя, - он прижал меня к себе, - И я снова смогу летать, - мы стояли обнявшись, и только вино чуть колыхалось в наших бокалах, - Верни свои мечты и ты вернешь мне крылья.
- У меня нет сил, - попыталась оправдаться я.
- У тебя нет желания, - он отстранился, - Силы всегда найдутся, - снова жестко произнес он.
Мы стояли и смотрели на спустившуюся ночь. Темный двор, длинные тени от деревьев и такие же длинные от людей, длинные как наши мысли.

-Пошли выпьем? – он протягивал мне бутылку красного вина. Его белоснежные крылья торчали в разные стороны.
- С чего вдруг? – спросила я, повернувшись к нему.
- Ты хочешь, чтобы я придумал тебе оправдание? – усмехнулся он.
- Не очень, - улыбнулась я ему в ответ. Мне и, правда, хотелось вина, а какой для этого должен быть повод, было не так важно.
Он сходил на кухню за бокалами и открыл  бутылку с таким характерным хлопком.
- Держи, - протянул он мне бокал, - Знаешь, я вот всегда удивлялся свойству людей искать всему оправдание, - он поднял бокал, разглядывая вино, - Но больше всего меня поражает, что даже плохое вы пытаетесь оправдать, - продолжал рассуждать он.
- Тебя потянуло на философию, - усмехнулась я, пробуя вино.
Мягкий чуть вяжущий вкус с кисловатым оттенком.
- Этот кисловатый вкус у вина, похож на ваши оправдания, - заметил он, пробуя вино.
- Тебе не нравится вино?
- Если бы оно мне не нравилось, я бы его не пил, - он налил себе еще вина, - И потом, другого все равно нет, - оправдался он.
Мы вышли на балкон,  и стали разглядывать луну через бокал с вином.
- Когда ты перестаешь оправдывать свой не комфорт, тогда  ты готов что-то менять, - с умным видом изрек он.
- А проще можно?
- Можно. Когда ты перестанешь оправдывать, чьи-то поступки, тогда будешь способен совершать свои, - повернувшись ко мне, произнес он, нахмурив брови, - Так понятно?
- Не очень, - подтрунивала я его.
- А ну вас, - пожал он плечами, - Людишки.
- Расскажи мне, что значит стоять на краю крыши? – перевела я разговор на другое, смотря в низ с балкона.
- Пошли я тебе покажу, - он потащил меня в комнату, - Забирайся на стул.
- Ты чокнутый, - хихикала я, влез на стул.
- Вставай так, что кончики твоих пальцев свисали, - не обращая внимания, продолжал командовать он, - Что ты дрожишь? Это же только стул, - возмутился он.
Я продолжала смеятся, держась за его руку.
- Теперь закрой глаза, - командовал он, - И представь, что у тебя внизу улица. Ты слышишь как еду машины, видишь, как двигаются люди. Вот дворник моет тротуар. Мимо проезжает мальчик на велосипеде, дворник дернулся и облил стоящую за спиной женщину, - рассказывал он мне, - А теперь разведи руки и прыгай.
Я прыгнула и тут же открыла глаза.
- Я прыгнула с крыши, - воскликнула я.
- Нет, ты прыгнула со стула, - громко рассмеялся он.
- Почему ты не возвращаешься, если тебе тут так плохо? – прищурив глаза, спросила я.
- Ну как же я оставлю тебя тут одну, - оправдался он перед собой.
Мы засмеялись и пошли допивать вино.

Я ехала в вагоне переполненным женщинами с цветами и еле стоящими цветами. Люди толкались, спешили, несли пакеты с ненужными подарками.
- Ты чего такая злая, - услышала я его голос за спиной.
- Не люблю весну, а 8 марта вообще ненавижу, - проворчала я, в глубине радуясь его появлению.
- А я хотел подарить тебе шарики, - он протянул мне шарик.
- Сегодня только шестое! – воскликнула я, - Что люди будут делать восьмого?
- Ну не хочешь как хочешь, - он проткнул булавкой шарик. Послышался хлопок.
- Ты чокнутый, - засмеялась я. Мы вышли на улицу.
Женщины спешили к метро, неся в руках такие же букеты цветов, как и у других женщин. В этот день они были одинаковыми, а не единственными.
- Одинаковые цветы, одинаковые подарки, одинаковые слова, - вот за это я и не люблю этот праздник.
- А может тебе просто завидно, - он тихонько пихнул меня в плечо. Его крылья успокаивающе шуршали.
- Может, посидим где-нибудь? – предложила я, зная, что он мне не откажет.
- Что будешь? Пиво, вино, мартини или все смешать?
- Давай красное, - подумав, произнесла я.
Мы сидели на качелях и передавали друг другу бутылку вина.
- Как ты думаешь, что такое взаимоотношения двух людей? – я отдала ему бутылку.
- Берем стандартный вариант? – усмехнулся он – Мужчину и женщину.
- Ну да, - я забрала бутылку и сделала глоток, губы не слушались, и было не много больно. На моих губах появилась бордовая полоска.
- Вы странные, - он замолчал, - Почему ты спрашиваешь меня, откуда мне знать, - он пожал плечами.
- Да ладно тебе, - я пихнула его и протянула бутылку, - Ты же шляешься по миру, наблюдаешь за людьми. Ну, расскажи.
- Мне кажется, что двое это как молния?
- Как что? – не поняла я.
- Ну как молния на куртке, например. Она расстегнута, – двое только ищут друг друга, мы ее застегиваем, - если зубцы сходятся, двое начинают жить друг с другом.
- А дальше? – мне было интересно.
- Дальше, они живут. Мы расстегиваем, застегиваем молнию, - люди ругаются, притираются, живут. Но иногда зубцы ломаются, и вот тут у семьи начинается разлад. Иногда ломается один зубец, иногда несколько.
- Молнию можно починить, - я сделала глоток, - Например, намазать воском или прижать плоскогубцами собачку.
- Да, люди тоже пытаются починить свои отношения, - усмехнулся он, - А уж когда дело доходит до прижать «плоскогубцами собачку», - он сделал глоток, - Это скорее похоже на шантаж детьми или еще что-то в этом роде, главное прижать.
- Я давно не видела, как курят, - я посмотрела на него, - Покури.
Он улыбнулся и достал пачку. Чиркнула спичка.

В воздухе начинали пролетать  запахи весны. Я потянула носом, чувствуя запах свежести. Сумасшедшие птицы гонялись друг за другом в предчувствии тепла. Из подъездов во двор выползали кошки, оглядываясь в поисках котов.
Все ждали весны, кроме меня.
С крыши был виден город, все еще укутанный снегом.
- И за что ты так не любишь весну? – он стоял за моей спиной, и смотрел вниз.
- Зато что природа, снова будет надрываться и рожать для нас зелень, что животные и люди будут бегать друг за другом, признаваясь в любви, которая закончится к концу осени.
- Ты встретишь еще столько замечательных людей, - он смотрел на меня и шуршал белыми крыльями, белыми, как снег.
- Это должно меня утешить, - я продолжала смотреть вниз, на город.
- Думаю немного да, - подумав, улыбнулся он.
- Знаешь, мне всегда хотелось написать про геев, - я повернулась к нему.
- Не смотри на меня так, я был мужчиной, - как-то зло ответил мне он, - А что про них писать?
-Трахнуть женщину просто, отдаться мужчине сложнее. Это настоящее доверие. Настоящая нежность.
- Ты чокнутая, - хихикнул он.
- Я знаю, - мы снова облокотились на перила и стали смотреть вниз.
- У тебя дома не стало зеркал, - он посмотрел на мой шрам на лице.
- Да, и что. У меня хорошая память на лица, тем более на свое, - усмехнувшись, произнесла я.
- Пойдем? – он потянул меня за руку с крыши.
- Давай еще постоим. На крышах начинаешь верить, что умеешь летать.